Однажды его посетила дочь Сталина Светлана Аллилуева. В книге "Только один год" Аллилуева писала:

"Я видела постаревшего, поблекшего Молотова - пенсионера в его небольшой квартире, уже после того, как Хрущева сменил Косыгин. Молотов, по обыкновецию, говорил мало, а только поддакивал. Раньше я всегда видела его поддакивающим отцу. Теперь он поддакивал жене. Она была полна энергии и боевого духа. Ее не исключили из партии, и она теперь ходила на партийные собрания на кондитерской фабрике, как в дни молодости. Они сидели за столом всей семьей, и Полина говорила мне: "Твой отец был гений. Он уничтожил в нашей стране пятую колонну, и, когда началась война, партия и народ были едины. Теперь больше нет революционного духа, везде оппортунизм. Посмотри, что делают итальянские коммунисты! Стыд! Всех запугали войной. Одна лишь надежда на Китай. Только там уцелел дух революции!" Молотов поддакивал и кивал головой. Их дочь и зять молчали, опустив глаза в тарелки. Это было другое поколение, и им было стыдно. Родители походили на ископаемых динозавров, окаменевших и сохранившихся в ледниках".

Эта беседа происходила в разгар "культурной революции" в Китае.

В 1963 - 1967 годах они часто выходили погулять по арбатским переулкам, при этом оживленно беседуя, нежно прижавшись друг к другу. В 1967 году П.С.Жемчужина умерла. Организацию похорон взяла на себя та фабрика, в которой Жемчужина состояла на партийном учете. На этих похоронах были также представители райкома партии. На траурном митинге выступил и Молотов. Это было его первое и последнее публичное выступление после ухода на пенсию. Он говорил о том пути, который прошла покойная, и одновременно о той большой работе, которую проделали партия и Советское государство в 30-е годы. Но Молотов, конечно же, умолчал об аресте и ссылке своей жены и о преступлениях прошлых лет,

Еще в середине 60-х годов Молотов начал писать свои мемуары. Он работал над ними не только дома, но регулярно приходил в профессорский зал Государственной библиотеки имени Ленина. Конечно, Академия наук уже давно исключила Сталина и Молотова из списка "почетных" академиков. Но за Молотовым было сохранено право посещать зал для профессоров и академиков. Этот же зал обычно посещают и иностранцы, которым приходится работать в Москве над своими дипломами или книгами. В 1968 году рядом с Молотовым занималась одна французская студентка, Заметив, что молодая женщина слишком часто и с любопытством смотрит на него, Молотов, проходя мимо, положил на ее стол клочок бумаги, на котором было написано: "Молотов - правая рука Сталина в прежние времена",

Закончив первую часть своих мемуаров - о временах революции 1905 и 1917 годов, - Молотов позвонил писателю Борису Полевому, который был главным редактором журнала "Юность". Именно в этом журнале была в 1967 году опубликована первая часть мемуаров А.И.Микояна, также о временах революции. Но Борис Полевой явно не торопился принять предложение Молотова. Он попросил позвонить еще через несколько дней, Когда Молотов позвонил Полевому во второй раз, тот сухо ответил, что "Юность" не будет печатать его мемуаров и что он советует передать их в Институт марксизма-ленинизма. Неизвестно, последовал ли Молотов этому совету. Однако все, кто знал Молотова, совершенно убеждены, что он в своих мемуарах не стал бы ни в чем раскаиваться и ничего пересматривать, а только искал бы любые доводы для оправдания своего прошлого.

В своей квартире Молотов жил с дочерью Светланой, историком по профессии. Ему не полагалось никакой охраны, и он мог свободно ходить и ездить по Москве и стране, куда ему заблагорассудится. Кроме библиотеки, он часто посещал различные выставки и концерты. Но особенно часто Молотов ходил в театры. У него были и любимые постановки. Так, например, в театре имени Вахтангова он несколько раз смотрел пьесу Корнейчука "Фронт", в которой в ходе действия боец говорил: "Я написал письмо Молотову".

В театре на Таганке Молотов несколько раз побывал на пьесе "Десять дней, которые потрясли мир". В одной из сцен после 1964 года долгое время сохранялся замаскированный, но понятный тогда всем критический выпад против Хрущева, которого в конце 1964 года Пленум ЦК отправил на пенсию. Очень часто Молотов посещал небольшой кинотеатр в Жуковке, построенный для обитателей привилегированных дач. Там часто показывали фильмы западного производства, которые не выходили на массовый экран. Среди публики было немало "отставников", которые хорошо знали Молотова, но относились к нему с видимым равнодушием. Молотов почти не встречался ни с кем из общественных деятелей или журналистов. Но иногда он делал исключения. Так, например, он несколько раз виделся с писателем Юлианом Семеновым, которого познакомил с Молотовым в Кремлевской больнице хорошо известный советским людям старшего поколения писатель Лев Шейнин, автор весьма популярной в свое время книги "Записки следователя". Мало кто знал, однако, что Шейнин был не только следователем по уголовным делам, но и ближайшим помощником Вышинского по многим политическим делам. Именно Шейнин являлся ведущей фигурой при подготовке политических процессов 1935 - 1936 годов. Молотову это, конечно, было известно, и рекомендация Шейнина была для него показателем "благонадежности". Только сейчас в журнале "Нева" Юлиан Семенов рассказал о своих встречах с Молотовым:

"...Именно он, Шейнин, и завел меня в большую палату государственного пенсионера СССР, бывшего члена партии Молотова и его жены, ветерана партии Жемчужиной. Разговор был светским; Молотов шутил, ... расспрашивал, над чем я работаю, как начал писать, ... когда я попросил о следующей встрече, он ответил согласием, написал свой телефон на улице Грановского, попросил при этом никому его более не передавать.

Позвонил я к нему, однако, только через год... Первый раз я поднялся к нему на Грановского, когда Полины Семеновны не стало уже; мы сидели в маленьком кабинете Молотова, обстановка которого напоминала фильмы тридцатых годов: кресла, обтянутые серой парусиной, стол с зеленым сукном, маленький бюст Ленина, в гостиной - книги в скромных шкафах, китайский гобелен и портрет Энгельса в деревянной рамке.

Молотов рассказал ряд эпизодов, связанных с январем сорок пятого, когда Черчилль обратился к Сталину за помощью во время Арденнскогр наступления немцев, дал анализ раскладу политических структур в тот месяц, как она ему представлялась...

Знал я тогда и то, что над Молотовым собрались тучи и накануне смерти Сталина, - жена арестована как "враг народа", а сам он оттерт на третий план группой Маленкова - Берии. Поэтому меня потрясла та нескрываемая нежность, с которой он произносил имя Сталина; нежность была какой-то юношеской, восторженной, она даже несколько выпячивалась им, хотя Молотов, казалось, не был человеком позы.
- А как Сталин относился к Макиавелли? - спросил я, несколько опасаясь его реакции... Молотов ответил сдержанно:
- Сталин понимал, как чужд самому духу нашего общества строй мыслей этого философа. Сталин говорил правду, а Макиавелли всегда искал путь, чтобы ложь сделать правдой..."
Эти свидетельства Юлиана Семенова не нуждаются в комментариях. Все же Ю, Семенов критически относится к Молотову. Полностью лишены такой критики воспоминания писателя И. Стаднюка, которому Молотов помогал в написании нескольких романов о войне. Еще в конце 60-х годов Стаднюк передал Молотову несколько глав романа "Война". "Мне казалось, - вспоминает писатель, - что для прочтения части моей рукописи Вячеславу Михайловичу понадобится несколько недель. И... на третий день... вдруг раздался в квартире телефонный звонок.
- Иван Фотиевич? Я прочитал ваши главы...
- Будете ругать? - с робостью спросил я у него.
- Нет... Наоборот... Приезжайте.
На второй день, ровно в четырнадцать часов, я подъехал к даче Молотова.
Начался разговор... Я с жадностью впитывал все услышанное от Молотова... Я с восхищением рассматривал тщательно подобранную библиотеку, картины на стенах, написанные его братом, художником Николаем Михайловичем Скрябиным, удивлялся тесноватому кабинету с зачехленными в белую парусину двумя-тремя креслами и небольшим столом.
- Почему не садитесь? - удивился Молотов. - Не смею, - ответил я, пытаясь придать своему голосу шутливый тон. - Ведь придет время, и я тоже, как и многие, буду писать мемуары... Разве я удержусь не написать, что мне выпал счастливый случай сидеть в кресле бывшего главы Советского правительства?!.

Вячеслав Михайлович, весело сверкнув глазами, вдруг посерьезнел, помолчал какое-то время и сказал:
- Вы мне напомнили, как в Кремле, после подписания пакта о ненападении, вскоре нацистскими преступниками нарушенного, фон Риббентроп разговаривал по телефону с Берлином... С кем; вы думаете, разговаривал?.. С Гитлером!.. Мы получили колоссальное удовольствие, поняв по его болтовне, сколь глуп имперский министр...

За двадцать лет я частенько утруждал Вячеслава Михайловича Молотова своими звонками и визитами. Несколько раз бывал и он у меня на даче, в Переделкине. И каждое общение с ним, все его суждения о написанном мной повышали мою ответственность перед читателями..."

Первая часть романа "Война" И. Стаднюка вышла в свет в конце 1970 года, и она вызвала сразу же весьма обоснованные и резкие отзывы со стороны многих читателей и интеллигенции. Достаточно сказать, что в этом романе не только крайне искаженно представляется обстановка предвоенных и первых месяцев войны, но недвусмысленно и кощунственно оправдываются жестокие сталинские репрессии против лучших военных кадров страны. О Тухачевском, Якире или Уборевиче Стаднюк пишет так, как будто все они не были уже давно реабилитированы. Конечно, Молотов мог быть доволен. Тем не менее этот роман много раз переиздавался, еще в 1981 году он был переиздан большим тиражом в Военном издательстве.

К своим доброжелателям Молотов мог бы причислить и албанского диктатора Энвера Ходжу. Описывая встречи с советскими лидерами в опубликованной в Тиране книге мемуаров, Э. Ходжа с симпатией говорил только о Молотове. Он, правда, считал, что Молотов был слабой в личном и политическом отношении фигурой, но только он заслуживает якобы уважения в послесталинском руководстве.

Происходили у Молотова, конечно, и случайные встречи. Известный советский артист Юрий Никулин ехал однажды по улице на своей автомашине. На обочине он увидел старика, лицо которого показалось ему знакомым. Подъехав ближе, он узнал Молотова и предложил довезти его до дома. Прощаясь с артистом у своего дома, бывший премьер сказал: "Внуки не поверят, что меня довез до дома сам Юрий Никулин",

Однажды в середине 70-х годов встретил Молотова на улице и грузинский писатель К. Буачидзе, немало лет отсидевший в тюрьмах и лагерях как "враг народа". В одной из своих неопубликованных работ Буачидзе писал: "Это произошло примерно лет десять назад в Москве: жил я тогда у брата, и мне часто приходилось пересекать Тверской бульвар. И вот однажды вечером мне бросилось в глаза как будто где-то да еще много раз виденное мною чуть плосковатое лицо одного невысокого старика...

Ба, да это же сам Молотов, Вячеслав Михайлович, в юные годы носящий прекрасную музыкальную фамилию Скрябин!.. Долгие годы - и еще какие годы! - был вторым человеком в великом государстве, да еще после кого? После великого Сталина!

...И вот я, теперь уже бывший "враг народа", а следовательно, в те времена его личный "враг", хотя был он тогда для меня так далек и недосягаем, как Полярная звезда, могу сейчас пройти мимо него совсем близко и, если совесть позволит, даже не извинившись, как бы случайно, задеть его серый пиджак, на лацканах которого уже нет никаких знаков отличия, словно мы с ним равноправные из равноправных: и он избиратель, и я избиратель, но не избираемые...

А было время, когда я на коленях (в буквальном смысле - столика-то не было!) писал ему (и разве только ему?!) из мест заключения...

А не подойти ли мне к нему, не представиться ли? С малых лет привыкший почитать старших по возрасту, я очень вежливо, но не так уж робко, подошел к бывшему Председателю Совета Министров СССР, подошел как равный к равному... И когда я с ним поздоровался, по моему акценту он сразу же узнал:
- А-а, вы грузин? Что же, никогда не скрывал и сейчас не скрываю: я всегда питал слабость к грузинам. - Это из-за Сталина, наверное.
- Пожалуй, да.
После любезных расспросов о здоровье:
- Вот вы, Вячеслав Михайлович, многие годы - да еще какие годы! - плечом к плечу работали со Сталиным, это только вы один имели право разговаривать с ним на "ты", называть его юношескими именами: то "Коба", то "Coco". Не думаете ли вы написать о нем правдивые воспоминания? Для истории это, знаете, весьма важно.
- Ну и написал бы, но... А кто напечатает?!

"А кто напечатает?" Вячеслав Михайлович с такой грустью произнес, словно не он (со Сталиным) насадил это самое в нашей стране, в нашей жизни, а кто-то другой, скажем, человек вроде меня, то есть враг народа, пусть даже реабилитированный..."

Однако чаще всего москвичи равнодушно проходили мимо Молотова. Люди помоложе просто не узнавали его, ведь они не видели его портретов в газетах и журналах. Люди постарше потом говорили знакомым: "Знаете, я вчера встретил Молотова. Очень старый, но еще бодрый. И никто его не охраняет". Но бывало и иначе. Однажды на Пушкинской площади к Молотову подошла пожилая женщина и стала громко поносить его как преступника и убийцу. Молотов, ничего не отвечая, втянул голову в плечи и поспешил к себе домой. В другой раз в магазине в Жуковке возникла очередь за помидорами, и Молотов тоже встал в нее. Одна из женщин тут же вышла из очереди, громко сказав, что не желает стоять вместе с палачом. Молотов, ни слова не говоря, покинул магазин. Здесь же его встречала и первая жена Солженицына Н. Решетовская. Солженицын жил тогда также в Жуковке на даче у Ростроповича. Он спросил у жены: "И ты ничего ему не сказала? А я бы подошел и спросил: "Вы Молотов? А я Солженицын. Как вы можете жить на свете с руками, с которых капает кровь?" Писатель Анатолий Якобсон, умерший несколько лет назад в эмиграции, однажды, еще в 60-е годы, встретил Молотова с Жемчужиной в районе Арбата. Будучи слегка выпивши, Анатолий на всю улицу закричал: "Как поживает твой друг Риббентроп?!" Молотов с каменным лицом прошел мимо.

На премьере пьесы "Сталевары" во МХАТе некоторые из зрителей, увидев Молотова, стали давать ему программки для автографа. Молотов оживился. Но неожиданно одна из молодых женщин, находившихся в фойе, закричала: "Что вы делаете? Ведь это палач, он истребил сотни людей!" Людей вокруг Молотова как ветром сдуло. Молотов опустил голову и быстро прошел к выходу из театра.

Как-то подъехав зимой на машине к своему дому. Молотов вышел и осторожно направился к своему подъезду, боясь поскользнуться. Навстречу ему шагнули двое рослых мужчин, Один из них - Меньшиков Георгий Иванович, около двадцати лет проведший в заключении, талантливый инженер-строитель, остановился, узнав Молотова. "Ну что, еще ползаешь, упырь?" - спросил он.

Казалось бы, что мог еще ждать Молотов в свои девяносто четыре года? Но история все же еще раз зло подшутила над всеми нами, показав, насколько живучи силы догматизма и сталинизма в нашей стране.

Еще в конце 1964 года, то есть после октябрьского Пленума ЦК КПСС, Молотов подал заявление на имя Косыгина и Брежнева с просьбой восстановить его в партии. Таких заявлений от людей, "обиженных" при Хрущеве, было много, но почти все они, включая и заявление Молотова, были отклонены. Через несколько лет Молотов повторил свою просьбу. Это было в конце 60-х годов, когда в нашей печати шла подготовка к реабилитации Сталина, и имя Сталина, а иногда и Молотова можно было встретить на страницах газет и журналов. Но реабилитация Сталина не состоялась, и просьба Молотова вновь была отклонена. Мы не знаем, сколько раз еще возобновлял Молотов свою просьбу, но это было неоднократно. В начале 1984 года, когда Генеральным секретарем ЦК КПСС стал К.У.Черненко, Молотов в очередной раз направил в ЦК КПСС просьбу о восстановлении в партии. Это заявление было активно поддержано А.А.Громыко, влияние которого в Политбюро в 1984 году заметно возросло. Не желая разводить по этому поводу дискуссии, остальные члены Политбюро не стали возражать, и Молотов был восстановлен в рядах партии. Об этом, однако, не было никаких сообщений в партийной печати, хотя сам факт возвращения Молотова в ряды партии был публично подтвержден на одной из пресс-конференций в МИДе для иностранных журналистов. В 1984 - 1986 годах имя Молотова, теперь уже члена КПСС, гораздо чаще, чем раньше, упоминалось в печати. Образ Молотова появляется и в кино, например, в вышедшем на экраны в 1985 году помпезном фильме "Победа", главными героями которого были Сталин и Брежнев.

В июле 1986 года в газете "Московские новости" (еще при прежней редакционной коллегии) появилось интервью с девяностошестилетним Молотовым. Журналистка Клара Абрамия, посетившая Молотова на его даче в Жуковке, писала:

"В кабинете, куда он нас пригласил, все стены в книжных полках. На рабочем столе "Анти-Дюринг" и "Тихий Дон". На открытой странице "Анти-Дюринга" я заметила пометки карандашом.

Словно прочитав мои мысли, он говорит о своем распорядке дня. Подъем - а 6,30 утра, в течение 20 минут занимается зарядкой на воздухе. После завтрака около часа гуляет в лесу, после чего читает газеты. Двухчасовой отдых. и вновь рабочий стол и книги, книги. Чтению посвящается 6 часов.
- Я в курсе всех событий, - говорит Вячеслав Молотов. - Меня воодушевляют перемены, происходящие в нашей жизни. Обидно, что возраст и здоровье не позволяют активно участвовать в них. Чем старше становится человек, тем больше он хочет быть полезным обществу... У меня счастливая старость. Хочу дожить до ста лет",

Дожить до ста лет Молотову не удалось. Всего через несколько месяцев после приведенного нами интервью он умер. Западные газеты и журналы поместили по этому поводу немало статей. В советской печати появилось лишь краткое извещение: "Совет Министров СССР с прискорбием извещает, что 8 ноября 1986 года на 97-м году жизни после продолжительной и тяжелой болезни скончался персональный пенсионер союзного значения, член КПСС с 1906 года Молотов В. М., бывший с 1930 по 1941 год Председателем Совета Народных Комиссаров СССР, а с 1941 по 1957 год - первым заместителем Председателя Совнаркома СССР и Совета Министров СССР".

Похороны Молотова происходили на Новодевичьем кладбище в присутствии лишь родственников и немногих друзей и почитателей, но без каких-либо корреспондентов.